Психологическое насилие в родительской семье. Признаки насилия над детьми Психологическое насилие над детьми у родителей статьи

16.02.2021 | Налоги

«Новая» публиковала материалы о физическом и сексуальном насилии над детьми. Тема большая, важная, нужная. Но есть еще одна, о которой тоже обязательно нужно говорить, - психическое или эмоциональное насилие. Когда запугивают, шантажируют, постоянно критикуют, публично стыдят, оскорбляют, унижают, изолируют, высмеивают, манипулируют чувствами, врут, чрезмерно контролируют или делают что-то такое, что шокирует ребенка, или не делают для него ничего - пренебрегают его нуждами, игнорируют. И, когда предъявляют требования, не соответствующие возрасту и возможностям, - это тоже насилие. И когда послушание достигается криками и ударами по столу - это по силе воздействия похоже на избиение. Разница лишь в том, что следы от ушибов, увечья остаются не на теле, а в душе.

Каждый из нас оказывался вынужденным свидетелем сцен психологического или эмоционального насилия, и каждый может рассказать о поразивших его ситуациях, сложившихся в транспорте, супермаркете и даже в театре — в любом общественном месте. У меня из головы не выходит виденное мною в парке: одинокий громко плачущий малыш двух-трех лет. Прохожие спрашивали у него: «Ты потерялся? Не бойся, мы сейчас найдем твою маму». Но он нас не слышал, у него в глазах была паника. И только после того, как одна девушка громко выкрикнула — «чей ребенок?», откуда-то из-за дерева отделился мужчина с детским самокатиком в руках и вразвалочку, очень медленно подошел к мальчику. А ведь малыш испуганно кричал минут 10.

— Вы отец? — Спросила у него девушка.

Он ответом ее не удостоил, а малышу бросил:

— Я же тебе говорил: «Будешь реветь — брошу тебя и уйду! Так мужик себя не ведет!»

То есть ребенка, только что пережившего ужас, отец не взял на руки, не взял даже за руку, он просто поставил самокатик на землю и пошел вперед. Прошла, наверное, минута, и только потом малыш поехал за ним.

Как отразится на психике такое «воспитание»?

— Если ребенку 2-3 года — может начаться энурез, заикание, могут появиться страхи. А во взрослой жизни — здесь однозначного ответа нет — в лучшем случае вырастет мальчик, который будет считать, что нельзя показать свою слабость и любые другие проявления чувств, надо изображать крутого. Он будет блокировать чувства. В худшем случае — неврозы или депрессия, — объясняет мне детский психиатр, психолог, психотерапевт, кандидат медицинских наук Наталья Кириллина .

Недавно стало известно об эксперименте ученых Мюнстерского университета (Германия). Они провели сканирование головного мозга людей с диагнозом «тяжелая (глубокая) депрессия». Кроме того, всех пациентов просили заполнить специальные анкеты с вопросами, позволяющими оценить уровень психического и физического насилия, которому они подвергались в детстве, а также случаи возможного пренебрежительного отношения со стороны родителей.

В эксперименте приняли участие 110 человек в возрасте от 18 до 60 лет, и вот выводы: психологические травмы, полученные в детском возрасте, приводят к изменению структуры головного мозга. А именно — уменьшался размер островковой доли центрального органа нервной системы. Островковая доля отвечает за формирование сознания и играет важную роль при образовании эмоций.

Ученые выяснили, что различные психологические травмы, полученные в детском возрасте, являются одной из основных причин возникновения депрессии у взрослых.

Профессор Мюнстерского университета Нильс Опель комментирует это так: «Учитывая, какое влияние островковая доля оказывает на эмоциональное состояние, вполне вероятно, что изменения [структуры головного мозга], которые мы наблюдали, делают пациентов менее восприимчивыми к традиционным методам лечения».

К такому же выводу пришли исследователи из Института психиатрии Королевского колледжа в Лондоне. Они изучили 23 544 случая депрессивного расстройства и пришли к выводу, что «эмоциональное насилие над детьми не только существенно повышает риск развития депрессии в течение жизни, но и способствует таким ее неблагоприятным характеристикам, как затяжной характер, склонность к рецидивам и недостаточная реакция на антидепрессанты».

Я жалею, что не догнала того мужчину, который считал, что малыша можно воспитывать, прячась за деревом, так, чтоб он думал, что папа его бросил.

Надо было с ним поговорить, объяснить, что в этот самый момент происходит не момент воспитания, а, может быть, уменьшается мозг его сына.

Еще одна сценка: идет невысокого роста мужчина, ребенка пока не видно, он за руку его тянет за собой. О том, что он тянет за собой именно ребенка, а, к примеру, не тележку, я догадываюсь по выражению лица, исполненного «праведного» гнева и какого-то предвкушения. Мы идем навстречу друг другу и когда оказываемся почти в двух шагах, я слышу плач малыша лет пяти-шести, который, захлебываясь, кричит: «Не хочу, не хочу в угол!» И в этом горьком «не хочу» слышно, что он может просто снова не выдержать это наказание, что создана какая-то непереносимая ситуация именно для этого ребенка.

Может, для него просто физически невозможно стоять долго на одном месте. А может быть, «в угол» означает какой-то сопутствующий ритуал, как, например, стоять на коленках на горохе или что-то еще более страшное. Может быть, угол в какой-то темной, пугающей комнате или подвале. Я не знаю этого, только вижу ребенка, пребывающего в ужасе, и понимаю — это надо остановить. Но как? Первый порыв — сказать: «Послушайте, просто посмотрите на своего мальчика, детей нельзя так пугать, у него же истерика, он весь дрожит!» Ну, и какой будет ответ? В лучшем случае: «Дрожит, потому что трус, я из него мужика сделаю!» Ну, или: «Меня также ставили в угол в детстве, и ничего, вырос, ничего ему не сделается». Но, скорее всего, послышится нечто малоцензурное в адрес незнакомого похожего, который «лезет не в свое дело».

Ведь мужчина этот, скорее всего, считает себя в глубине души полным ничтожеством, иначе как объяснить эти горящие глаза от предвкушения предстоящей «казни»? Это психологический садизм, желание абсолютной власти над слабым. Или это только моя интерпретация? Я не знаю. Чтобы узнать — нужно поговорить. И я пошла рядом, сказав:

— Вот, говорят иногда что сегодня не мой день. А вы, наверное, и сказать так не можете.

Минуту он шел так, будто я невидимка. Потом повернулся, смерил меня удивленным взглядом и спросил:

— Почему это?

— Да потому, что и вчера, наверное, был не ваш день. И позавчера. И вообще почти всю жизнь. А ваши родители, когда вас всячески унизительно наказывали, говорили, что делают это для того, чтоб вы выросли достойным человеком, счастливым. И вы так же делаете со своим ребенком, только ведь вы не очень счастливы, и он сейчас очень несчастен, ему страшно.

Малыш уже не кричал, а судорожно всхлипывал. Мужчина повернулся к нему и молча смотрел какое-то время. Потом он стал рыться в рюкзаке, и в этот момент я ожидала чего угодно, но только не того, что произошло, — он достал бутылочку воды и дал попить ребенку.

Фото: photoxpress

Я рассказала эту историю нескольким психологам, и их общее мнение: ничего бы не получилось, если бы вмешательство было обличающим, порицательным, на повышенных тонах. Любой человек в любом состоянии всегда ценит желание ему помочь, и герой моей истории именно это почувствовал.

Можно начать разговор со слов: «Это точно ваш ребенок, да? Просто, понимаете, мне самому уже страшно, представляете, каково ему?»

Если бы отец был совсем неадекватен, не реагировал бы на слова, то стоило бы просто с ним договориться отложить наказание. Не отменить, а отложить, чтобы и он, и ребенок вышли из состояния аффекта. У человека, скорее всего, нет навыков воспитания, психологической грамотности, у него тяжелая жизнь, с которой он не справляется. А предвкушающий взгляд — могло просто показаться. Но подходить и пытаться остановить любое насилие нужно.

Недавно вышел реалити-сериал «#япсих » о четырех молодых людях с душевными заболеваниями. Они все из России, но живут в Германии. Диагнозы: депрессия, булимия, пограничное расстройство, посттравматический синдром. Каждый день они снимают видео о себе для своего врача, а потом, где-то раз в неделю, встречаются с ним. Пока вышло 5 серий, но уже известно, что двоих из них в детстве сильно били. А девушку отец жестко ограничивал в еде, объясняя тем, что форму нужно держать, «тебя должно быть мало». Утром — крошечная порция еды, в обед — еще меньше, ужином не кормили. Это у нее булимия — всякий раз, когда девушка ест, она испытывает тяжелое чувство вины и бежит все выплевывать. Но есть хочется, все время хочется есть — практически нет других желаний.

У моего знакомого психиатра-психотерапевта есть 28-летний клиент, который пришел к нему с запросом о понимании: почему у него не получались длительные отношения с девушками и нет близких друзей. Итоговый диагноз — генерализованное тревожное расстройство, суицидальные наклонности. Он беспокоился за всех, кого любил, тревожился, загонял себя до изнеможения дурными предчувствиями всевозможных бед. И изводил своими частыми звонками потенциальных друзей и девушек. Понадобилось время, прежде чем специалист понял, что в детстве молодой человек (назовем его Николаем) подвергался грубейшему психическому и эмоциональному насилию.

Но Николай не то чтобы не был готов к разговору об этом, он просто не понимал зачем. Рассказывал, что у него добрые, любящие родители, особенно мама. Родители дали ему в жизни все: подарили машину, когда он поступил в вуз, подарили квартиру к моменту окончания вуза, оплачивали его учебу. Были ли с ними доверительные отношения? Ответ утвердительный. Но психотерапевту казалось, что у пациента гипертрофированное чувство вины, он как будто все время оправдывается во всем — вплоть до того, что как-то пытается доказать свое право вообще.

Однажды врач спросил об этом напрямую. И парень неожиданно стал вспоминать детство. По моей просьбе он рассказал свою историю и мне, дав разрешение на публикацию на условиях полной анонимности:

— Я не помню точно, когда мама сказала это все мне впервые, но я еще был дошкольником. Помню, как в садике просил пожалеть мою маму и не рассказывать ей, что я ударил мальчика. Я сказал, что мою маму нельзя расстраивать, она из-за меня почти всю кровь свою потеряла. Я родился, а она из-за этого заболела. И не стала актрисой.

А папа сказал тогда про меня, когда я рождался, что пусть его режут по кусочкам, лишь бы мама была здорова. Но мама не согласилась, и она теперь очень больная.

Я запомнил, как смотрела на меня воспитательница.

Я все время понимал, что со мной что-то не так, но не мог разобрать что. Все время казалось, что меня надо убрать от людей, как самолет, который горит в воздухе, чтобы он не упал на жилые дома. Не то чтобы это было каждый день, но раз в два-три месяца примерно происходило. Я поднимал руку на уроке в школе, просился выйти и уходил. Без ранца, без верхней одежды. В младших классах заходил греться в магазины, в старших шел на вокзал, там познакомился с зацеперами, хотя там ребята гибли или становились инвалидами. Когда матери пришел штраф за мое зацеперство и она все узнала, стала кричать, что я ее проклятие и наказание. Что из-за меня она из стройной красавицы превратилась в… — не буду говорить это слово. Что у нее из-за меня началось сильное кровотечение, когда я рождался.

Фото: photoxpress

Но на этот раз дома был отец, он подскочил, замахал руками, закричал ей, что она сумасшедшая, нельзя такое говорить сыну, хотя тогда я уже был не малышом. Меня поразило, что отец вообще вступился за меня. Я с детства не произносил слова «папа», обращался к нему безличностно, мне глубоко запало в голову, что он хотел резать меня по кусочкам. А еще мама как-то обмолвилась, что он в юности кого-то убил. Я его еле терпел.

А маму очень любил, оберегал, если она опаздывала с работы хотя бы на 5 минут — лез на стенку. Мне все время казалось, что она вот-вот умрет, с ней случится что-то страшное. Я все время старался чем-то восхитить ее, поразить, заставить гордиться мной. И полюбить меня. Но она игнорировала все мои успехи. А на промахи реагировала вот этой вечной темой, что стала жертвой, потому что я появился. Что жарит жалкие сырники, вместо того чтобы блистать на сцене! Я слышал: «Не живи! Ты не имеешь на это права, ты украл мою жизнь».

Только сейчас начинаю понимать, что я же не просил ее родить меня, это было их с отцом решение. А она переложила ответственность на меня, когда я был еще совсем маленьким.

Еще я недавно поговорил с отцом, и выяснилось, что он никогда никого не убивал. Он просто как-то допустил ситуацию, которая сильно уязвила ее женское самолюбие. И, оттолкнув меня от отца, она ему мстила.

Физическое насилие можно распознать по особенностям внешнего вида ребенка и характеру травм:

внешние повреждения, имеющие специфический характер (отпечатки пальцев, ремня, сигаретные ожоги и т.п.);
повреждения внутренних органов или костей, которые не могли бы быть следствием несчастных случаев.

Физическое насилие, имеющее систематический характер, можно распознать по особенностям психического состояния и поведения ребенка:

боязнь физического контакта со взрослыми;
стремление скрыть причину травмы;
плаксивость, одиночество, отсутствие друзей;
раздражительное поведение;
негативизм, агрессивность, жестокое обращение с животными;
суицидальные попытки.

Сексуальное насилие можно заподозрить при следующих особенностях внешнего вида, заболеваний и травм ребенка:

повреждение областей половых органов;
заболевания, передающиеся половым путем;
беременность.

Сексуальное насилие позволяет распознать особенности состояния и повреждения ребенка:

ночные кошмары, страхи;
несвойственные характеру сексуальные игры, несвойственные возрасту знания о сексуальном поведении;
стремление полностью закрыть свое тело;
депрессия, низкая самооценка;
отчужденность;
проституция, беспорядочные половые связи;
эротизированное поведение

К психической форме насилия относятся:

открытое неприятие и постоянная критика ребенка;
угрозы в адрес ребенка, проявляющиеся в словесной форме;
замечания, высказанные в оскорбительной форме, унижающие достоинства ребенка;
преднамеренная физическая или социальная изоляция ребенка;
ложь и невыполнение взрослыми своих обещаний;
однократное грубое психологическое воздействие, вызывающее у ребенка психологическую травму.

Психологическое насилие позволяет заподозрить следующие особенности состояния и развития ребенка:

задержка физического и умственного развития ребенка;
нервный тик, энурез;
проблемы с едой;
постоянно печальный вид;
различные соматические заболевания.

Особенности поведения ребенка, вызванные психологическим насилием:

беспокойство, тревожность, нарушения сна;
длительно сохраняющееся подавленное состояние;
агрессивность;
склонность к уединению, неумение общаться;
излишняя уступчивость или осторожность;
плохая успеваемость.

Признаки, по которым можно заподозрить «заброшенность» ребенка:

утомленный, сонный вид;
санитарно-гигиеническая запущенность;
отставание в физическом развитии;
частая вялотекущая заболеваемость;
задержка речевого и моторного развития;
постоянный голод;
кража пищи;
низкая самооценка, низкая успеваемость;
агрессивность и импульсивность;
антиобщественное поведение вплоть до вандализма.

Информацию о случаях насилия надо получать, опираясь на такой метод, как наблюдение, возможно, даже интуицию. Очень часто в силу ряда причин (чувства собственного достоинства жертвы, страха, робости, зависимости от агрессора, кровного родства с ним и др.) возникают трудности при получении информации, подтверждающей наличие ситуации насилия (даже если факт насилия уже не является тайной), и расследование становится проблематичным. Для решения данной задачи и повышения эффективности деятельности можно использовать тактику ведения интервью-расследования, согласно которой возможно посещение семьи, при котором обязательно разъясняется цель визита; итервьюирование жертвы и обидчика проводится строго индивидуально; во время беседы создается спокойная и расслабляющая атмосфера.

Что делать если ребенок сообщает нам о насилии.

Отнеситесь к ребенку серьезно.
Попытайтесь оставаться спокойными.
Выясните, насколько сильна угроза для жизни ребёнка.
Успокойте и поддержите ребенка словами.
- «Хорошо, что ты мне сказал. Ты правильно сделал».
- «Я тебе верю».
- «Ты в этом не виноват».
- «Ты не один попал в такую ситуацию, это случается и с другими детьми».
- «Мне жаль, что с тобой это случилось».
- «Мне надо поговорить о том, что случилось с …(юристом, учителем). Они захотят задать тебе несколько вопросов. Они постараются сделать так, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. Бывают такие секреты, которые нельзя хранить, если тебе сделали плохо».
Не думайте, что ребенок обязательно ненавидит своего обидчика или сердится на него.
Терпеливо отвечайте на вопросы и рассеивайте тревоги ребенка.
Следите за тем, чтобы не давать обещаний, которые вы не можете исполнить.

Если ребенок говорит об этом в классе.

Покажите, что вы приняли это к сведению (например: «Это очень серьезно. Давай мы с тобой поговорим об этом позже») и смените тему.
Организуйте разговор с ребенком наедине и чем скорее, тем лучше.

Если в вашем классе есть ребёнок, подвергающийся домашнему насилию, то Вы можете ему помочь, обеспечивая следующее:

Поддерживайте нормальный статус ребенка в классе.
Не решайте за ребенка, что он хочет и чего не хочет. Спрашивайте! Это поможет вам проявить теплое отношение на уровне, комфортном для ребенка.
Используйте нормальное выражение теплого отношения, пусть в вашем голосе звучит тепло.
Поддерживайте привычный образ жизни в классе. Не обсуждайте детали случившегося с ребенком с кем бы то ни было. Переживания ребенка не предназначены для окружающих. Ищите подходящую поддержку для себя, чтобы воздержаться от обсуждений.
Демонстрируйте работу ребенка с положительной ее стороны, вовлекайте его в дискуссии и т.д.
Вначале ребенок может хотеть, чтобы ему говорили, что он должен делать и как реагировать, пока он не сможет мобилизовать собственные ресурсы.
Деструктивное и антисоциальное поведение должно быть твердо и постоянно пресекаться.
Обеспечить доступность полезного материала для чтения и художественное творчество – это возможности выразить для ребенка свои чувства.

И стараются оградить свое чадо от таких травм. Но часто сами мама и папа наносят непоправимый вред своему малышу. Зачастую именно нездоровая атмосфера в семье травмирует маленькую личность.

Речь идет о психологическом насилии над детьми в семье. К нему относятся частые конфликты, оскорбления, унижения, запугивания, чрезмерный контроль, безразличие по отношению к ребенку и еще много других аспектов. Подобное поведение родителей воспринимается, как . Они думают, что делают все на благо малышу, хотят как лучше.

Американские психологи провели исследование и выяснили, что психологическое насилие не меньше, чем сексуальное или физическое. Каждый год из-за психологического насилия сбегают 50 тысяч детей. Так, может, стоит искоренить ?

КАКИМ БЫВАЕТ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ НАСИЛИЕ В СЕМЬЕ

«У тебя руки не из того места растут» - казалось бы, что такого в этой обыденной фразе? Но абсолютно все, что несет негативный посыл по отношению к ребенку, может расцениваться, как психологическое насилие.

Отталкивание. Родители не ценят своего ребенка, показывают, что он нежеланный и ничего для них не значит. Такого малыша в семье часто оскорбляют и обвиняют в своих проблемах.

Игнорирование. Родители слишком увлечены делами или же не умеют или не хотят выражать свои эмоции по отношению к ребенку. На малыша практически не обращают внимания, он предоставлен себе и со временем вообще перестает эмоционально замечать присутствие или отсутствие родителей.

Изолирование. «Иди в свою комнату» - фраза, которую часто можно услышать от родителей. Закрыть ребенка в его комнате - значит, совершить акт психологического насилия. Ограничение физической свободы, запрет общаться с друзьями и выходить гулять во двор - это все варианты .

Терроризирование. Ребенка заставляют сделать что-либо путем проявления насилия - запугивают и угрожают. Часто в таком случае чадо высмеивают на людях за любые маленькие неудачи (по мнению родителей), не одобряют проявление эмоций.

Безразличие. Родителям все равно, чем занимается их ребенок. Они не обращают внимания на своего чада. Не реагируют на жестокость по отношению к ребенку и равнодушны к проявлению жестокости с его стороны.

Эксплуатация. Такая форма психологического насилия над детьми имеет разные вариации. Ребенка могут использовать для привлечения дополнительных денег, для облегчения своих домашних обязанностей, для реализации своих потребностей. Да, ребенок должен помогать по дому. Но не посредством криков и скандалов.

Деградация. Родители травмируют психику ребенка и разрушают его личность через унижения, высмеивания, оскорбления - все то, что понижает самооценку.

Часто дети подвергаются психологическому насилию в неполных семьях. Например, мать срывается на сыне из-за неудачного брака. А отец жестоко относится к дочери, если не может выразить свой гнев ее матери.

КАК ВЛИЯЕТ НА РЕБЕНКА ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ НАСИЛИЕ В СЕМЬЕ

Родители определяют, что хорошо и что плохо. Они знают, когда и . Молодые мамы всегда думают, что их дети мало кушают и всеми правдами и неправдами стараются запихнуть в них как можно больше еды. А это, между прочим, тоже психологическое насилие. Если малыш не хочет кушать, не заставляйте, не запугивайте и не кричите. Просто дайте ему проголодаться. И это только самый незначительный пример.

Ребенок не такой, каким хотят его видеть родители, он обладает «не теми» чертами характера, имеет «не такие» способности и таланты. В таком случае родители пытаются «задавить» своим авторитетом, переделать чадо под себя, создать «идеального» ребенка, совершенно не обращая внимания на потребности и желания самого малыша.

Ребенок становится замкнутым, эмоционально неразвитым. Ему сложно понять чувства других людей и проявить свои.
Ребенок не уверен в себе. А как может быть иначе, если родители его постоянно оскорбляют? Он не умеет уважать себя и считает, что не достоит хорошего отношения.
Ребенку сложно строить отношения с другими людьми. Виной этому эмоциональная закрытость и недоверие к окружающим. Дети в будущем будут ждать от людей только плохого: обмана, насмешек, предательства, агрессии.

T -

Эдвард Крук, доктор философии, Университет Британской Колумбии

В этой статье рассматривается текущее состояние исследований по отчуждению родителей, которое показывает, что отчуждение является гораздо более распространенным и изнурительным для детей и родителей, чем предполагалось ранее. В крайних случаях можно утверждать, что отчуждение родителей является серьезной формой эмоционального жестокого обращения с детьми. Тщательное изучение ключевых элементов отчуждения родителей в исследовательской литературе последовательно выявляет два основных элемента жестокого обращения с детьми: отчуждение родителей как существенная форма вреда для детей, обусловленная действиями человека. Как форма индивидуального жестокого обращения с детьми, родительское отчуждение требует ответных мер защиты ребенка. Как форма коллективного насилия, родительское отчуждение требует фундаментальной реформы системы семейного права в направлении совместного воспитания как основы семейного права. Появляется научный консенсус в отношении распространенности, последствий и профессионального признания отчуждения родителей как формы жестокого обращения с детьми. В ответ авторы обсуждают необходимость исследования эффективности вмешательств в родительское отчуждение, особенно в наболее экстремальных случаях. В этой статье приводятся доводы в пользу более количественного и качественного исследования, сосредоточенного на четырех столпах вмешательства на микро- и макроуровнях, с конкретными рекомендациями для дальнейшего изучения мер защиты детей, программ воссоединения и других терапевтических подходов.

Отчуждение родителей как форма эмоционального насилия над детьми: современное состояние знаний и будущие направления исследований

Введение

Родительское отчуждение, которое чаще всего происходит в контексте споров об опеке над детьми во время или после расставания родителей, включает «программирование» ребенка одним из родителей с целью очернить другого родителя-мишень, причинить вред и нанести ущерб отношениям между ребенком и отчужденным родителем (или даже полностью уничтожить их), в результате чего родитель-мишень демонизируется, а его авторитет как родителя, достойного любви и внимания ребенка, подрывается (Harman, Kruk, & Hines, In Press). Такая клевета приводит к эмоциональному отторжению ребенка от родителя-мишени и утрате способного, любящего родителя в жизни ребенка. Отчуждение родителей проявляется в нежелании или отказе ребенка иметь отношения с родителем по нелогичным, несуществующим или преувеличенным причинам. Роительское отчуждение отличается от отвержения родителя, которое включает в себя поведение, когда родитель сам наносит ущерб отношениям с ребенком, как правило из-за собственных недостатков родителя (Drozd & Olsen, 2004).

Родительское отчуждение лежит в диапазоне от легких, тонких форм очернения и заканчивая более серьезными формами агрессии и принудительного контроля, которые приводят к полному отказу ребенка от контакта с родителем-мишенью.

Такое поведение также охватывает диапазон от отдельных событий до продолжающегося злоупотребления, направленного на родителя-мишень. Нет гендерных различий в отношении того, кто является виновником, а кто является мишенью родительского отчуждения. Однако, если ребенок проводит большую часть времени только с одним из родителей — это является сильным указателем на того, кто может оттолкнуть ребенка от другого родителя (Baker & Eichler, 2016; Harman, Kruk & Hines, In Press).

Арена родительского отчуждения полна споров, особенно касательно вопроса о том, является ли родительское формой жестокого обращения с детьми и насилия в семье. Проблемы, связанные с разграничением между злоупотреблениями, отвержением и отчуждением, а также с правовыми реформами и терапевтическими вмешательствами, необходимыми для борьбы с отчуждением, создают значительные проблемы для исследователей, практиков и политиков (Drozd & Oleson, 2004).

Существуют сильно разнящиеся взгляды на текущее состояние исследований феномена отчуждения. Согласно Emery (2014), до настоящего времени не было опубликовано ни одного высококачественного исследования синдрома родительского отчуждения. Точно так же в своей главе об эмпирических исследованиях отчуждения Saini et al. (2016) также утверждает, что родительское отчуждение остается гипотезой, нуждающейся в дальнейшем эмпирическом тестировании, хотя обзор литературы включал только часть существующей исследований, включающую 45 статей и 13 докторских диссертаций. Напротив, исследователи родительского отчуждения указывают на более тысячи существующих исследований этого явления (Университетский медицинский центр Вандербильта, 2017). Хотя в большинстве исследований отчуждения используются качественные и смешанные методы исследования, некоторые утверждают, что глубину опыта отчуждения родителей можно уловить только качественными исследованиями (Balmer, Matthewson, & Haines, 2018; Kruk, 2010).

Анализ исследований родительского отчуждения за последнее десятилетие показывает, что этот синдром является более распространенным и изнурительным для детей и родителей, чем предполагалось ранее. Несмотря на мнения тех, кто сомневается в самой концепции, появляется новый научный консенсус в отношении определения и распространенности родительского отчуждения и его последствий для родителей и детей. Например, родительское отчуждение признается как проявление трех расстройств, определенных в DSM-V (Американская психиатрическая ассоциация, 2013 г.): «Отношения между родителями и детьми», «Дети, страдающие от расстройств в отношениях с родителями» и «Психологические злоупотребления в отношении детей». Отчуждение родителей связано с двумя наборами симптомов, выявленными в DSM: «нарушение функционирования в поведенческих, когнитивных или аффективных сферах» и «признаки негативных намерений другого человека, враждебность по отношению к другому или делания козлом отпущения другого и необоснованные чувства отчуждения». Нынешний проект Международной классификации болезней Всемирной организации здравоохранения также содержит конкретное определение родительского отчуждения (Bernet, Wamboldt, & Narrow, 2016).

Более того, исследовательские данные о многих аспектах отчуждения родителей гораздо более убедительны, чем это часто предполагается. Последнее количественное исследование вызывает серьезные опасения. Харман (2017) обнаружилa ошеломляющие данные - 13,4% родителей в США, которые сообщили, что в какой- то момент своей жизни они стали жертвами родительского отчуждения. Большой объем исследований, проведенных Baker и коллегами (Baker & Eichler, 2016; Bernet & Baker, 2013), сконцентрировавших свое внимание на ставших уже взрослыми детях - жертвах отчуждения, а также на родителях-мишенях, детализировали стратегии отчуждения родителей и долгосрочные последствия отчуждения. В клинической и исследовательской литературе также имеется согласие в отношении основных компонентов отчуждения (Clemente & Padilla-Racero, 2015).

Медленно, но верно недопонимание и отрицание отчуждения родителей смываются.

Опрос, проведенный на конференции Ассоциации семейных и примирительных судов 2014 года, показал, что 98% согласны в поддержку основного принципа отчуждения родителей: один из родителей может манипулировать детьми, чтобы отвергнуть другого родителя, который не заслуживает того, чтобы его отвергли (Варшак, 2015).

В то же время, однако, очевидно, что все еще остаются значительные пробелы в исследованиях родительского отчуждения (Saini et al., 2016). Актуальна необходимость исследования эффективности различных подходов к вмешательству в родительское отчуждение на макро- и микроуровнях (Kruk, 2013; Kruk, 2016). В первой части этой статьи сообщается о результатах исследования воздействия родительского отчуждения на отцов и матерей, а также видение самих родителей последствий родительского отчуждения для детей - о точке зрения тех, на ком в наибольшей стемени отрицательно сказалось родительское отчуждение. Это включает в себя обзор недавних исследований родительского опыта отчуждения в случаях крайнего отчуждения, ситуаций, когда родители и дети не имели контакта друг с другом в течение длительного периода. Будет доказано, что в таких крайних случаях отчуждение родителей действительно является серьезной формой эмоционального жестокого обращения с детьми. Вторая часть документа посвящена необходимости исследования полезности и эффективности существующих и возникающих подходов к вмешательству в сферу отчуждения.

Текущее положение вещей: появляется всеобщий консенсус в отношении того, что родительское отчуждение - форма эмоционального насилия над детьми

Текущее состояние знаний отражает возникающий научный консенсус относительно определения, распространенности и последствий родительского отчуждения. Saini et al. (2016) признает единство во мнении, что отчуждение родителей обычно связывают с опытом ребенка, который под влиянием одного родителя отвергнул и начал ненавидеть другого родителя, а также с поведением самого родителя, который отравляет отношения ребенка с другим родителем.

Родительское отчуждение характеризуется как форма «программирования» ребенка: неоправданная кампания клеветы против родителя-мишени, приводящая к необоснованному отказу ребенка от этого родителя (Bernet & Baker, 2013). В ситуациях родительского отчуждения, взгляд детей на отчужденного родителя почти всегда исключительно негативный, родитель демонизирован и рассматривается как зло, а в крайних случаях вообще забыт. Для ребенка отчуждение родителя является серьезным психическим состоянием, основанным на ложном убеждении, что отчужденный родитель недостоен быть родителем (там же).

Ссылаясь на более раннюю работу Дрозда и Олесона (2004), Saini et al. (2016) заявляет, что не существует надежных инструментов, чтобы отличить родительское отчуждение от оправданного отстранения, когда ребенок, став жертвой жестокого обращения или насилия в семье, оправданно боится и отвергает родителя. Они утверждают, что это приводит к серьезному изъяну большинства исследований родительского отчуждения. Тем не менее, существует огромное количество исследований по проблеме жестокого обращения с детьми, демонстрирующих, что даже дети, подвергающиеся физическому насилию, редко отвергают родителя абьюзера с таким рвением, которое демонстрируют отчужденные дети (Clawar & Rivlin, 2013). Готлиб (2012, стр. 52) обобщает клиническую картину в области защиты детей:

Несмотря на жестокое обращение и пренебрежение, от которых пострадали три тысячи приемных детей, которые находились под моей опекой, эти дети крайне редко отказывались от контакта с родителем - даже с откровенно жестоким родителем. Напротив, дети, с которыми обходились плохо, имели тенденцию защищать и льнуть к жестокому родителю. Более того, в тех редких случаях, когда дети отвергали родителя, всегда присутствовали какие-то свидетельства, указывающие на наличие индуцирования или программирования (как правило, приемными родителями, у которых была тайная цель усыновления ребенка).
Таким образом, для ребенка противоестественно отвергать родителя — даже жестокого родителя-абьюзера. Когда специалист наблюдает, как ребенок решительно отвергает родителя при отсутствии подтвержденного насилия, пренебрежения или явного отсутствия родительских навыков - что никогда не должно предполагаться только на основании заявлений ребенка - одна из первых мыслей должна быть о том, что другой родитель — алиенатор (то есть родитель, отчуждающий другого родителя от ребенка).
Более того, если ребенок отвергает родителя, то никогда не следует предполагать, что этот родитель, должно быть, сделал что-то, чтобы это заслужить. Наблюдая в течение двадцати четырех лет тысячи детей, подвергшихся жестокому обращению, я прихожу к выводу, что врожденное желание ребенка иметь отношения со своими родителями является одним из самых мощных человеческих инстинктов, который превосходит только инстинкт выживания и инстинкт защиты своих детей; среди нормальных детей, в отсутствии индуцирующего влияния, этот инстинкт редко подавляется, потому что родитель имеет относительно незначительные недостатки, пороки и несовершенства.

Идентификация ребенка с родителем-абьюзером и защита этого родителя ребенком очевидны в случаях родительского отчуждения. Ребенок будет скорее действовать заодно с отчуждающим и жестоким родителем, нежели отвергать его (Lorandos, Bernet, & Sauber, 2013).

Появляющиеся знания о родительском отчуждении указываеют на то, что отчуждение родителей может быть серьезной формой эмоционального жестокого обращения с детьми, связанного как с физическим насилием, так и с пренебрежением. С точки зрения определений, два ключевых элемента отчуждения родителей (для ребенка - серьезное психическое состояние, возникающее в результате серии отчуждающих стратегий родителя-алиенатора) соответствуют двум основным компонентам жестокого обращения с детьми.

Во-первых, жестокое обращение с детьми и родительское отчуждение представляют собой серьезную форму вреда и представляют серьезную угрозу благополучию ребенка. Во-вторых, абьюз обусловлен человеческим фактором; это результат действий человека. Это может быть дело рук отдельного родителя или опекуна и / или формой объединенных действий нескольких людей. Например, бывают социальные, правовые, политические и экономические факторы, ставящие под угрозу благополучие детей. Как результат индивидуальных действий родителя, родительское отчуждение является формой жестокого обращения с детьми. Поскольку правовые системы обычно исключают одного из родителей из повседневной родительской рутины, отчуждение родителей также может рассматриваться как форма коллективного насилия (Giancarlo & Rottman, 2015).

Два ключевых элемента отчуждения родителей как формы жестокого обращения с детьми (Cooper, 1993; Finkelhor & Corbin, 1988)

Родительское отчуждение включает в себя набор стратегий абьюза со стороны одного из родителей, направленных на то, чтобы поощрять отказ ребенка от другого родителя. Таким образом дети подвергаются воздействию одного родителя, чтобы отвергнуть другого.
Родительское отчуждение - это необоснованная кампания клеветы самого ребенка против родителя, где взгляды ребенка на родителя-мишень являются почти исключительно негативными, вплоть до того, что родитель демонизируется. Для ребенка отчуждение родителя является серьезным психическим расстройством, основанным на ложном убеждении, что отчужденный родитель является опасным и недостойным родителем.

Стратегии Абюза

Первая определяющая черта родительского отчуждения, как формы эмоционального насилия над детьми, связана с поведением алиенатора. Она включает в себя реализацию ряда абьюзных стратегий со стороны отчуждающего родителя, чтобы способствовать отказу ребенка от другого родителя. Чтобы ребенок отвергнул другого родителя, им манипулируют, разрушая и вмешиваясь в отношения между ребенком и другим родителем. Такие стратегии включают в себя (а) очернение, оговаривание, (б) ограничение контакта, стирание другого родителя из жизни и памяти ребенка, (в) принуждение ребенка отвергнуть другого родителя, (г) создание впечатления, что другой родитель опасен, (д) принуждение ребенка выбирать между родителями, угрожая прекращением привязанности, и (е) принижение и ограничение контакта с семьей родителя-мишени. (Baker & Darnell, 2006; Viljoen & van Rensberg, 2014).

Недавнее исследование 126 родителей-мишеней Poustie, Matthewson и Balmer (2018) выделили тактику (а) эмоциональных манипуляций, (б) поощрения неповиновения и союза, (в) нарушения времени посещений и общения между родителем-мишенью и ребенком, (г) утаивание информации, (д) клевета на родителя-мишень и (е) стирание. Такая клевета приводит к тому, что ребенок эмоционально отвергает родителя-мишень и к утрате способного заботиться и любящего родителя из жизни ребенка. Тактика отчуждения родителей равносильна крайнему психологическому жестокому обращению очень маленьких и старших детей. Она включает отвержение, терроризирование, изолирование, развращение или эксплуатирование, а также запрещение эмоциональной отзывчивости (Baker & Darnell, 2006).

Семнадцать стратегий родителей-алиенаторов (Бейкер и Дарнелл, 2006)

Поливание грязью: родитель-мишень изображается как нелюбящий, опасный и недоступный. Недостатки преувеличены или сфабрикованы. Такие заявления делаются часто, интенсивно и с большой искренностью.
Ограничение контакта: у родителя-мишени практически нет возможности противостоять ругательствам.
Вмешательство в общение: не отвечать на телефонные звонки, блокировать входящие e-mail сообщения, а исходящие — не пересылать.
Вмешательство в общение: запрещается думать, говорить и смотреть на фото родителя-мишени. Отчуждающий родитель создает среду, в которой ребенок не имеет возможности свободно это делать. Разум и сердце ребенка заняты отчуждающим родителем, и нет места для мыслей и чувств ребенка относительно родителя-мишени.
Запрет на любовь: что больше всего злит отчуждающего родителя, так это любовь и привязанность ребенка к родителю-мишени. Таким образом, ребенок должен отказаться от любви к другому родителю. Ребенок живет в страхе потерять любовь и одобрение отчуждающего родителя.
Ребенку сообщается, что родитель-мишень опасен: могут рассказываться истории о том, как целевой родитель пытался навредить ребенку.
Принуждение ребенка к выбору: отчуждающий родитель отдаляет ребенка от родителя-мишени путем планирования конкурирующих действий и обещания ценных вещей и привилегий.
Ребенку говорится, что родитель-мишень не любит его или ее: родитель-алиенатор будет укреплять веру ребенка в то, что родитель-мишень бросил его, и будет искажать каждую ситуацию, создавая впечатление, что это так.
Откровенничание с ребенком: родитель-алиенатор будет вовлекать ребенка в обсуждение правовых вопросов и делиться с ребенком личной и приватной информацией о родителе-мишени. Отчуждивший родитель будет изображать себя жертвой родителя-мишени, побуждая ребенка чувствовать жалость и желание защищать родителя-алиенатора, и гнев и боль по отношению к родителю-мишени. Конфиденциальность разделяется таким образом, чтобы льстить ребенку и апеллировать к его / ее желанию доверять и участвовать во взрослых делах.
Принуждение ребенка к отчуждению родителя-мищения: родители-алиенаторы создают ситуации, в которых ребенок активно отвергает родителя-мишень, например, звонят отчуждаемому родителю, чтобы отменить предстоящий визит родителя или требуют, чтобы целевой родитель не посещал важные школьные или спортивные мероприятия. Кроме того, однажды обидев родителя, отчуждение становится укоренившимся, поскольку ребенок оправдывает свое поведение, обесценивая родителя-мишень.
Ребенка просят шпионить за родителем-мишенью: как только дети предадут родителя, шпионя за ним, они, вероятно, будут чувствовать себя виноватыми и чувствовать себя некомфортно, находясь рядом с этим родителем, тем самым способствуя отчуждению.
Ребенка просят хранить секреты от родителя-мишени: отчуждающий родитель попросит или намекнет, что определенная информация должна быть скрыта от родителя-мишени, чтобы защитить интересы ребенка. Как и шпионаж, сохранение секретов создает психологическую дистанцию между родителем-мишенью и ребенком.
Упоминание родителя по имени: вместо того, чтобы произносить «мама / папа» или «твоя мама / папа», отчуждающий родитель будет использовать имя родителя-мишени, когда будет говорить об этом родителе с ребенком. Это может привести к тому, что ребенок также будет обращаться к другому родителю по имени. Послание ребенку заключается в том, что родитель-мишень больше не тот, кого родитель-алиенатор уважает в качестве авторитетной фигуры для ребенка, и больше не тот, кто имеет особую связь с ребенком. Обращаясь к родителю-мишени по имени, отчуждающий родитель понижает этого родителя до уровня сверстника или соседа.
Упоминание новой супруги/супруга как «мама» или «папа» и поощрение ребенка делать то же самое: отчуждающий родитель будет называть мачеху/отчима матерью/отцом ребенка и ожидать, что ребенок будет так же делать это.
Сокрытие медицинской, учебной и другой важной информации от родителя-мишение, удаление имени родителя-мишение из медицинских, учебных и других соответствующих документов: родитель-мишень окажется в невыгодном положении с точки зрения доступа к информации, установления отношений, контактирования во время чрезвычайных ситуаций, приглашения к участию, предоставления изменений в расписаниях/местах и т. д. Это изолирует целевого родителя в глазах ребенка и важных взрослых в его/ее жизни. Они также значительно затрудняют возможность, чтобы родитель-мишень был активным и вовлеченным родителем.
Изменение имени ребенка, чтобы удалить связь с родителем-мишенью. Отчуждаемый родитель может почувствовать, что изменение имени представляет собой отказ от него и будет испытывать боль, грусть и разочарование.
Культивация зависимости / подрыв авторитета родителя-мишени: отчуждающие родители развивают зависимость в своих детях, вместо того чтобы помогать детям развивать самодостаточность, критическое мышление, автономию и независимость. В то же время они подрывают авторитет родителя-мишени, чтобы гарантировать, что ребенок лоялен только к одному родителю.

Согласно Бейкеру и Дарнеллу (2006), каждая из 17 стратегий выполняет ряд функций: (а) для повышения сплоченности и согласованности ребенка с отчуждающим родителем, (б) для создания психологической дистанции между ребенком и родителем-мишенью, (в) чтобы усилить гнев и травму родителя-мишени из-за поведения ребенка, и (г) чтобы спровоцировать конфликт между ребенком и родителем-мишенью, если родитель-мишень бросает вызов или реагирует на поведение ребенка.

Отчуждение родителей существует в континууме от умеренного до чрезвычайно тяжелого и может быть взаимным и невзаимным. В некоторых случаях дети и родители воссоединяются; в других они этого не делают. Как группа, которая, возможно, наиболее негативно затронута синдромом отчуждения родителей, полностью отделенные родители оказались в центре последних исследований (Kruk, 2010a, 2010b, 2011, 2018).

В трех отдельных исследованиях таких родителей (78 отцов и матерей, которые не общались со своими детьми в течение как минимум одного года), повествовательное исследование и основанный на теории анализ выявили следующее, как наиболее распространенные показатели серьезного отчуждения родителей и как характеристики виновных в отчуждении. Они представляют собой более серьезные формы насилия по сравнению с менее серьезным отчуждением. Менее распространенные и узнаваемые, чем поведение, идентифицированное Бейкером и Дарнеллом, они отражают гораздо большую степень патологии со стороны родителя-алиенатора.

Показатели крайнего отчуждения родителей как жестокого обращения с детьми: характеристики родителя-алиенатора (Kruk, 2018)

Захват ребенка силой.
Убежденность в своем праве быть основной или единственной родительской фигурой в жизни ребенка, а так же отсутствие проверки или признания значимости другого родителя в качестве родителя.
Равнодушие и пренебрежение к последствиям для детей их поведения; отсутствие уважения к потребностям детей и желания подстраиваться под них. Готовность вступать в конфликт при детях. Отсутствие эмоциональной глубины и эмоциональной отзывчивости в отношениях с детьми. Слияние с ребенком.
Явная или скрытая одержимость против другого родителем и причинение вреда другому родителю в той мере, в которой одержимость превалирует над родительскими обязанностями.
Готовность и энтузиазм к участию в войне, а также умение сражаться на арене.
Отказ от общения или участия в переговорном процессе.
Отказ от ответственности за свой вклад в проблемную ситуацию или конфликт.
Готовность обвинить другую сторону в проступке.
Отсутствие вины или угрызения совести за свое поведение.
Преувеличение и нечестность; отношение «цель оправдывает средства».
Поливание грязью другого родителя перед ребенком или избегание упоминаний о другом родителе в попытке стереть этого родителя из памяти ребенка.
Мониторинг и опрос ребенка касательно отношений ребенка с другим родителем.

В первую очередь, по мнению родителей-мишеней, насильственный захват ребенка включает в себя отказ в контакте и неправомерное использование правовой системы в целях подрыва участия другого родителя в жизни ребенка, направленного на полное исключение родителя из жизни ребенка. По сути, отчужденные родители определяют родительское отчуждение как принудительное физическое разделение родителя и ребенка: идея «вы узнаете их по их действиям». Идентификация отчуждения проста и понятна: отчуждающий - это родитель, который удаляет другого родителя из жизни ребенка. Во-вторых, убежденность в своем праве быть основной или единственной родительской фигурой в жизни ребенка и отсутствие проверки или признания значимости другого родителя в качестве родителя. В-третьих, это отсутствие понимания, подстройки и сочувствия к потребностям и восприятию детей: равнодушие и игнорирование последствий своего поведения на детей.

Это проявляется в (а) готовности родителей вступать в конфликт перед детьми; (б) отсутствие эмоциональной глубины и эмоциональной отзывчивости в отношениях с ребенком; (в) возложении родительства на ребенка, когда ребенок чувствует себя ответственным за благополучие своего родителя. В-четвертых, это явная или скрытая одержимость против другого родителя и причинение вреда другому родителю до такой степени, что одержимость доминирует над родительскими обязанностями. Потребность отчуждающего родителя причинять боль и искать мести превалирует над потребностью ребенка в любви и заботе другого родителя. Ненависть родителя к другому родителю значительно превосходит его любовь к своему ребенку. Пятое - это готовность и энтузиазм к участию в войне, а также умение воевать и использование власти: готовность участвовать и рисковать в процессе «победитель получает все». В-шестых, простой отказ общаться или участвовать в переговорном процессе, напрямую или с вмешательством третьей стороны. Недостаток честности в таких процессах является общей проблемой. Седьмое - отказ принять на себя ответственность за свой вклад в проблемную ситуацию или конфликт: настойчивое требование быть «правым» во всех вопросах или разногласиях с бывшим супругом. Отсутствие ответственности в отношении проблемной ситуации или конфликта также очевидна. В-восьмых, готовность обвинить другую сторону в проступке; Отчуждающие родители легко обвиняют и возлагают ответственность за проблемную ситуацию или конфликт на другого родителя.

Остальные стратегии включают в себя отсутствие вины или угрызения совести за свое поведение или сожаление о своих действиях; преувеличение, нечестность и отношение «цель оправдывает средства»; поливание грязью другого родителя перед ребенком или избегание любого упоминания другого родителя в попытке стереть этого родителя из памяти ребенка; и мониторинг и опрос ребенка касательно его отношений с другим родителем. Эти последние стратегии соответствуют опыту менее отчужденных родителей.

Влияние на ребенка

Таким образом, первый элемент в определении родительского отчуждения как формы жестокого обращения с детьми связан с жестоким и насильственным поведением родителя-алиенатора. Вторая составляющая определения фокусируется на глубоко разрушающих воздействиях на ребенка. В наиболее серьезных случаях эти эффекты являются глубокими (Balmer, Matthewson & Haines, 2018; Mone & Biringen, 2012; Mone, MacPhee, Anderson & Banning, 2011).

Во-первых, воспитание ненависти к другому родителю равносильно прививанию ненависти к самому себе у ребенка. Ненависть к себе является особенно тревожной чертой среди отчужденных детей и одним из наиболее серьезных и распространенных последствий отчуждения родителей. Дети, усвоившие ненависть, направленную на отчужденного родителя, склоняются к вере, что отчуждаемый родитель не любил или не хотел их, и испытывают серьезную вину, связанную с предательством отчужденного родителя.

Их ненависть к себе (и депрессия) проистекает из-за ощущения себя нелюбимыми другим родителем и из-за разлуки с ним, в то время как им отказывают в возможности оплакивать потерю родителя или даже говорить о родителе (Warshak, 2015b).

Ненависть к родителю - это не та эмоция, которая естественно присуща ребенку. В ситуациях отчуждения родителей такая ненависть транслируется постоянно. Ненависть к родителям сопровождается ненавистью к себе, которая заставляет детей чувствовать себя бесполезными, ущербными, нелюбимыми, нежеланными, находящимися под угрозой и имеющими только ценность для удовлетворения потребностей другого человека (Baker, 2005, 2010).

Во-вторых, многочисленные исследования показывают, что у отчужденных детей наблюдаются серьезные психосоциальные нарушения. К ним относятся нарушенное социально-эмоционального развития, отсутствие доверия в отношениях, социальная тревога и социальная изоляция (Baker, 2005, 2010; Ben-Ami & Baker, 2012; Friedlander & Walters, 2010; Godbout & Parent, 2008). У таких детей плохие отношения с обоими родителями. Будучи взрослыми, они склонны вступать в партнерские отношения раньше, с большей вероятностью разводятся или расходятся, имеют больше шансов иметь детей вне какого-либо партнерства и с большей вероятностью становятся отчужденными от своих собственных детей (Ben-Ami & Baker, 2012).

Низкий уровень самодостаточности, отсутствие самостоятельности и длительная зависимость от родителя-алиенатора являются третьей характеристикой отчужденных детей. Гарбер (2011) обнаружил, что это проявляется тремя способами: взросление (отчуждающий родитель относится к ребенку как к взрослому); парентификация (ребенок берет на себя ответственность за родителя, обмен ролями); и инфантилизация (развивается форма folie a deux - индуцированного бреда, при котором одинаковые по содержанию бредовые идеи наблюдаются у двух лиц, - которое делает ребенка некомпетентным и неспособным к жизненным задачам взрослой жизни).

Отчужденные дети чаще прогуливают школу, бросают школу в раннем возрасте. Они реже достигают академической и профессиональной квалификации в зрелом возрасте. Они, как правило, испытывают безработицу, имеют низкие доходы и остаются на социальной помощи. Они часто, кажется, бесцельно дрейфуют по жизни. Отчужденные дети испытывают трудности с контролем своих импульсов, борьбой с психическим здоровьем, зависимостью и самоповреждением (Otowa, York, Gardner, Kendle и Hettema, 2014). Они чаще курят, употребляют алкоголь и злоупотребляют наркотиками, часто поддаются поведенческим зависимостям и склонны к беспорядочным связям, отказываются от контрацепции и становятся родителями-подростками (там же).

Показатели родительского отчуждения как жестокого обращения с детьми: характеристики индуцированного ребенка

Низкая самооценка, депрессия и ненависть к себе
Нарушение социально-эмоционального развития: отстраненность, изоляция, социальная тревога
Низкая самостоятельность; отсутствие автономии; зависимость от родителя
Плохая успеваемость
Плохой импульсный контроль; борется с психическим здоровьем, зависимостью и самоповреждением

Из четырех типов насилия над детими: физического, сексуального, эмоционального насилия и игнорирования, родительское отчуждение обычно считается формой эмоционального или психологического насилия (Bernet et al, 2016, Clawar & Rivlin, 2013; Von Boch-Galhau & Kodjoe, 2006). Однако родительское отчуждение часто происходит вместе с тремя другими видами насилия над детьми. Во-первых, это игнорирование, потому что ненависть родителя-алиенатора к родителю-мишени сильнее, чем их любовь к ребенка (они менее чутки и, следовательно, пренебрегают потребностями ребенка). Существует также физическое и сексуальное насилие, потому что дети в ситуациях, когда один из родителей отсутствует в их жизни, подвергаются значительно большему риску, чем дети, которые имеют крепкие отношения с обоими родителями. Таким образом, индуцированные дети (а) в пять раз чаще подвергаются физическому, сексуальному и эмоциональному насилию (Cawson, 2002); (б) подвержены в сто раз большему риску фатального насилия (Daly & Wilson, 1988); (в) имеют более высокий риск возникновения проблем физического здоровья, психосоматических симптомов и таких заболеваний, как острая и хроническая боль, диабет, астма, головные боли, боли в животе и плохое самочувствие (Dawson, 1991; Lundbert, 1993; O"Neill, 2002); (г) риск увеличения смертности и заболеваемости; (д) есть большая вероятностью умереть в детском возрасте. (Lundbert, 1993); (f) живут в среднем на четыре года меньше (Ringbäck Weitoft, Hjern, Haglund, & Rosén, 2003); (g) более склонны испытывать проблемы с сексуальным здоровьем (Ellis, 2003; O’Neill 2002; Wellings, Nanchanahal, & MacDowall, 2001) и заражаться инфекциями, передаваемыми половым путем (Wellings et al., 2001).

Кроме того, отчуждение родителей также становится признанной формой домашнего насилия (Harman & Biringen, 2015; Kruk, 2013). Дети, ставшие свидетелями этой формы насилия в отношении родителей, - само по себе форма жестокого обращения с детьми. Существует значительное исследование разрушительных последствий отчуждения для родителей-мишеней. Самые высокие уровни депрессии наблюдаются среди взрослых, у которых есть дети в возрасте до восемнадцати лет, с которыми они не живут или активно не связаны (Evenson & Simon, 2005). Наиболее значимой потерей для родителей является потеря их детей и их родительской идентичности (Kruk, 2011). Такие родители обычно сообщают о растущей изоляции, потере работы и неспособности формировать или поддерживать новые отношения. Эти воздействия связаны с более нарушенными моделями мышления и чувств, включая стыд, стигму и чувство вины, а также усвоенную беспомощность и безнадежность (Kruk, 2010a; Kruk, 2010b). Была выявлена «эпидемия самоубийств» среди разведенных родителей без детей в их жизни (Kposowa, 2010: 993; Sher, 2015).

Направления для будущих исследований

Появляется научный консенсус относительно реальности, определения, распространенности и последствий отчуждения родителей. Учитывая расширенную базу знаний по этому явлению, назревает необходимость эффективного вмешательства. Самым большим пробелом в исследованиях по отчуждению родителей и приоритетом будущих исследований является оценка существующих и возникающих методов вмешательства, моделей и политики в отношении понимания и решения проблемы отчуждения родителей как формы эмоционального жестокого обращения с детьми.

Что касается вмешательства на индивидуальном, семейном, групповом (микро), общественном и социальном (макро) уровнях, существуют четыре основных столпа вмешательства, все они рассматриваются как необходимые и основополагающие для борьбы с родительским отчуждением (Kruk, 2018). Эти столпы подпадают под заголовки снижения индивидуального вреда, профилактики, лечения и правоприменения.

Приоритеты для будущего исследования отчуждения родителей: четыре столпа вмешательства

Снижение вреда: исследование эффективных подходов к решению проблемы отчуждения родителей как формы жестокого обращения с детьми и защиты детей.
Профилактика: исследование проблемы отчуждения родителей как формы коллективного жестокого обращения с детьми: влияние опровержимой юридической презумпции совместного воспитания детей на отчуждение родителей.
Лечение: Программы воссоединения и терапевтические услуги для отчужденных родителей и детей: лучшие практики и эффективность подходов к лечению.
Правоприменение: решение проблемы отчуждения родителей как формы домашнего насилия и как уголовного случая: лучшие практики и эффективность политик и практик.

Во-первых, это уровень снижения индивидуального вреда. Есть мнение, что отчужденные дети пострадали не меньше, чем другие дети, ставшие жертвами экстремальных конфликтов, такие как дети-солдаты и другие похищенные дети, которые отождествляют себя со своими мучителями, чтобы избежать боли и поддерживать с ними отношения, какими бы оскорбительными и разрушительными они ни были (Baker & Ben -Ами, 2011).

Отчуждение родителей как серьезная форма эмоционального абьюза над детьми, которое связано с игнорированием детей и физическим и сексуальным надругательством, явно делает эту проблему случаем защиты детей (там же). В то же время родители-мишени повсеместно сталкиваются с профессиональным непониманием и безразличием со стороны профессиональных служб, особенно органов по защите детей (Poustie, Matthewson and Balmer, 2018). Прежде всего, мы должны признать отчуждение родителей как форму индивидуального жестокого обращения с детьми, требующую защиты детей. Исследование эффективных ответных мер защиты детей на отчуждение родителей как форму индивидуального жестокого обращения с детьми является первоочередной задачей. Это включает в себя эффективность программ поддержки / сохранения семьи и вмешательства в случаи похищения и отчуждения детей со стороны органов по защите детства.

Отчуждение родителей как форма жестокого обращения с детьми является не только результатом отдельных действий родителей. Это также вытекает из социальной, правовой, политической и экономической политики (Giancarlo & Rottman, 2015). Существует тесная связь между законными процессами определения опеки над детьми и появлением отчуждения родителей, поскольку отчуждение родителей процветает в ситуациях, когда один из родителей имеет исключительный уход и контроль над детьми после развода (Saini, Johnston, Fidler & & Bala, 2016), и где основное место жительства детей предоставляется родителям с серьезными психологическими проблемами, родителям с более значительными ресурсами на состязательной арене (Kruk, 2013; McMurray & Blackmore, 1992).

Правовые системы, которые позволяют исключить одного из родителей из жизни ребенка (при отсутствии серьезных показаний) посредством единоличного опекунства или распоряжения о первичном проживании, не только способствуют отчуждению родителей; они могут также участвовать в форме отчуждения (там же). Отчуждение родителей процветает в состязательной правовой системе «победитель получает все», где родители должны как можно больше унижать других родителей, чтобы доказать, что они являются более стоящими родителями и больше достойны получения статуса единоличного опекуна или основного попечителя. Родители стремятся выиграть суды, унижая другого родителя , по сути, участвуя в отчуждающем поведения. Таким образом, система поощряет и вызывает отчуждающее поведение (Kruk, 2013; Giancarlo & Rottman, 2015).

Вопрос о том, является ли отчуждение родителей более вероятным в тех юрисдикциях, где проживание ребенка предоставляется только с одним родителем, и менее вероятен в тех юрисдикциях, где законодательно предусматривается презумпция совместного воспитания детей, является важным вопросом для дальнейших исследований. По мнению самих родителей, закон о совместном воспитании детей, являющийся правовым основанием для того, чтобы дети имели двух основных родителей, является оплотом против отчуждения родителей (Kruk, 2011; Kruk, 2013). В этом напревлении есть потребность в более надежных долгосрочных исследованиях.

Таким образом, второй опорой является профилактика: предотвращение отчуждения родителей как формы коллективного насилия над детьми посредством фундаментальной реформы системы семейного права. В частности, для предотвращения родительского отчуждения в первую очередь необходима оспариваемая юридическая презумпция совместного воспитания. Совместное воспитание детей как юридическая презумпция, оспариваемая в ситуациях домашнего насилия, тесно связано с активным участием обоих родителей в повседневном воспитании детей. Это, в свою очередь, связано с благополучием детей, эмоциональной безопасностью и позитивной адаптацией к последствиям развода (Baude, Pearson & Drapeau, 2016; Fabricius, Sokol, Diaz & Braver, 2013; Kruk, 2013). В то же время совместное воспитание детей связано с уменьшением конфликтов между родителями и предотвращением домашнего насилия во время развода (Bauserman, 2012; Kruk, 2013; Nielsen, 2018). Поэтому второе направление исследований - эффективность законодательства совместного воспитаниякак средства предотвращения отчуждения родителей.

Третий столп - это лечение. Широко признано, что исследования эффективности терапевтических программ, включая программы воссоединения наряду с терапевтическими программами для детей, ставших жертвами абьюза над детьми, и отчужденных родителей, ставших жертвами домашнего несилия, в значительной степени находятся в зачаточном состоянии (Balmer, Matthewson & Haines, 2018).

Основные элементы и работающие методы эффективных программ воссоединения еще не определены. Тем не менее, существующие программы подчеркивают клиническую значимость того, что дети начинают считать своих родителей одинаково ценными и важными в своей жизни, и в то же время помогают детям-подросткам отказаться от своей защищающей роли по отношению к своим родителям-алиенаторам (Smith, 2016).

Исследование ясно показывает, что усилия по воссоединению должны продолжаться в сотрудничестве со службами, которые имеют специализированный опыт в воссоединении после родительского отчуждения (Darnell, 2011). Были разработаны несколько моделей вмешательства. Наиболее известной из них является программа «Семейные мосты» Варшака (2010 г.), образовательная и основанная на опыте программа, направленная на то, чтобы позволить ребенку иметь здоровые отношения с обоими родителями, вывести ребенка из родительского конфликта, а также поощрять детскую автономию, множественное восприятие перспективы и критическое мышление.

Семейный лагерь преодоления барьеров Салливана (Sullivan, Ward & Deutsch, 2010), который сочетает в себе психообразовательное и клиническое вмешательство в среду милье терапии (лечебное воздействие среды), направлен на разработку соглашения о распределении родительского времени и прописанного плана заботы. Friedlander and Walters "(2010) Multimodal Family Intervention предлагает различные вмешательства для ситуаций родительского выравнивания, отчуждения, замешательства и отстранения. Применительно к воссоединению, семейной терапии и другим теориям практики, таким как параллельная групповая терапия и основанное на воздействии когнитивно-поведенческое лечение (Garber, 2011; Reay, 2015; Toren, Bregman, Zohar-Reich, Ben-Amitay, Wolmer, & Laor, 2013) используют различные методы лечения и сообщают предварительные результаты эффективности лечения. Однако необходимы дальнейшие исследования, прежде чем мы сможем добиться значительных успехов в развитии наилучших практик: ключевых компонентов эффективных программ воссоединения в случаях отчуждения родителей.

Детские и семейные специалисты в области психического здоровья и права встречаются с отцами и матерями, а также с членами расширенной семьи, которые обычно страдают от отчуждения родителей. В клинической литературе в этой области подчеркивается важность подтверждения личности родителей-мишеней как родителей и поощрения быть настойчивыми и никогда не сдаваться в своих попытках восстановить отношения со своими детьми. Перед лицом враждебности и отвержения со стороны своих детей родителям рекомендуется отвечать любящим состраданием, эмоциональной доступностью и абсолютной безопасностью. Терпение и вера, безусловная любовь и забота о своем ребенке предлагаются как лучший ответ детям, даже несмотря на печальную правду, что этого может быть недостаточно, чтобы вернуть детей в жизнь родителя. Варшак (2015b) предполагает, что, по возможности, отчужденные родители должны стараться сводить своих детей с людьми, которые относятся к ним как к родителям с честью и уважением, чтобы дети видели, что их негативное мнение и мнение родителя-алиенатора не разделяются остальным миром. Этот тип опыта оставит более сильные впечатления, чем то, что отчужденный родитель может сказать от своего имени. Отчужденным детям идет на пользу изучения динамики отчуждения родителей (там же). Все это важные предписания, но необходимо проводить гораздо больше исследований в области эффективных методов лечения, вмешательств и стратегий на индивидуальном, семейном и групповом уровнях с детьми и их родителями. Последний столб - исполнение, пожалуй, самый спорная область вмешательства как расходящиеся ответы административной и уголовной юрисдикции, начиная от лишения свободы и содержания под стражей и заканчивая семейной терапией и невмешательством в ситуацию. Существует очень мало исследований методов взаимодействия с родителями, которые продолжают отчуждать детей, несмотря на постановления суда об обратном. Некоторые комментаторы (Lowenstein, 2015) утверждают, что продолжение контакта с родителем-алиенатором будет контрпродуктивным для методов воссоединения. Другие (Kruk, 2010) предполагают, что использование методов отчуждения от родителя-алиенатора для наказания или сдерживания родительского отчуждения кажется нелогичным, и что совместное воспитание детей приносит пользу детям в семьях с высоким уровнем конфликта (но не в ситуациях домашнего насилия). Тем не менее, самые последние исследования показывают, что терапевтические вмешательства наиболее эффективны, когда существуют строгие правовые санкции за несоблюдение общих предписаний по воспитанию детей (Templer, Matthewson, Haines & Cox, 2016). Существует значительная дискуссия о присуждении основной родительской ответственности родителю-мишени в самых тяжелых случаях родительского отчуждения, как важный шаг в преодолении отчуждения родителей (там же). Тем не менее, существует мало убедительных научных данных об эффективных средствах исполнения.

Согласно Poustie, Matthewson and Balmer (2018), текущие результаты указывают на то, что касательно насилия в семье может быть полезным рассматривать отчуждающее поведение как форму домашнего насилия наравне с физическим насилием. Действительно, такие страны, как Бразилия, уже криминализировали отчуждение родителей. Исследования показывают, что судебные решения, которые являются быстрыми, четкими и убедительными, скорее всего, будут иметь наилучшие шансы обуздать отчуждение.

Заключение

Касательно эмпирического изучения отчуждения родителей, состояние знаний значительно улучшилось. За последнее десятилетие произошел взрыв качественных, количественных и смешанных методов исследования синдрома отчуждения родителя, в результате чего было опубликовано более тысячи научных и клинических исследований в научных и профессиональных журналах, книгах и главах книг (Bernet et al., 2016; Университетский медицинский центр им. Вандербильта, 2017). Многочисленные исследования показывают, что отчуждение родителей является серьезной формой как эмоционального жестокого обращения с детьми, так и домашнего насилия (Baker & Ben-Ami, 2011; Bernet & Baker, 2013; Американская психиатрическая ассоциация, 2013; Gottlieb, 2012).

Учитывая консенсус в области социальных наук о реальности отчуждения родителей (Warshak, 2015a; Harman & Biringen, 2016), назрела срочная необходимость исследований эффективности различных подходов к вмешательству. Это включает исследование четырех основных направлений вмешательства в родительское отчуждение: (а) решение проблемы отчуждения родителей посредством ответных мер защиты детей (компонент снижения вреда); (б) эффективность реформы семейного права в направлении совместного воспитания как профилактика отчуждения родителей (компонент профилактики); (c) программы лечения и воссоединения, которые быстро развиваются в ответ на растущее профессиональное признание отчуждения родителей и его последствий (компонент лечения), и (c) компонент обеспечения исполнения, различные подходы к решению проблемы отчуждения родителей с точки зрения нарушения закона. Учитывая устойчивую базу исследований о существовании, распространенности и последствиях отчуждения родителей, а также продолжающиеся противоречия, касающиеся направлений политики и практики в отношении детей и семьи, а также лучшие практики в правовой и терапевтической областях, путь последующих исследований по отчуждению родителей становится понятным.

Оригинал статьи